Когда смерть – копейка… - Александр ВИН

Глеб ласково обнял девочку за плечи.

– Призы, которые люди выигрывают на ярмарках и в Луна-парках, иногда бывают волшебными. Это мне моя мама рассказывала, когда я тоже был маленький. Вот и в этом зеркальце наверняка живет человечек, который может много интересного тебе про саму тебя рассказать. Только, конечно, если ты с ним подружишься и будешь ему сильно-пресильно доверять.

– Нет таких человечков в зеркалах. И не бывает. – Обида Эммы ещё не прошла.

– Бывает, бывает. Вот, например, как зовут твою самую лучшую подружку?

– Самую лучшую? Из нашего класса? Катя Скалкина, она сзади меня сидит.

– Ну так вот, подружка твоя, Катя…, допустим, что вы с ней поссорились. Она расстроилась и уверена, что это ты её нарочно обзываешь, а ты думаешь, что она первая начала хвастаться, и мириться со своей Катей не хочешь. Загляни в волшебное зеркальце – может это он – человечек из зеркальца – и обидел твою подружку? Или мама заставляет иногда тебя есть невкусную варёную свеклу, а ты капризничаешь и отталкиваешь тарелку.… Посмотри в зеркальце – может это зеркальный человечек неправильно себя ведёт, расстраивает маму, а сам ничего ещё и не знает про полезность свеклы, и не читал во взрослых журналах, какими красивыми становятся девочки от витаминов и овощей? А твой папа? Может когда-нибудь вечером человечек из зелёного зеркальца подскажет тебе, что папа сегодня очень устал, и вы славно повеселитесь и поиграете с папой в следующий раз, когда у него будет поменьше забот?

– А в папу кто выстрелил?

Капитан Глеб Никитин стремительно замолчал.

– Ну, понимаешь…, мы с ним собрались сегодня утром на охоту.

– А как же на яхте охотиться? Папа сказал мне, что вы на «Стюардессе» сегодня кататься пойдете и рыбу ловить, ещё он сказал, что вы важные вещи будете там обсуждать и поэтому меня не взял с собой. Когда же вы с ним охотились?

– Нет, ты меня не так поняла. – Глеб лихорадочно вспоминал подробности версии, которую они впопыхах придумали вместе с Людмилой.

– Правильно, мы приехали на яхту! Стали готовиться к рыбалке. К нам подошёл один дядя, стал рассказывать, как он охотится на уток. Мы его вежливо слушали. Он показывал нам с твоим папой, как нужно метко целиться. А потом нечаянно уронил своё ружьё. Оно выстрелило. И попало в папу. – Глеб вытер лоб.

– Этот охотник – он что, папин знакомый? А как его звать?

– Ну, не очень знакомый. Я думаю, что совсем не знакомый. Он просто рядом пробеж…, проходил. Ну и стал нам про охоту рассказывать. Потом ружьё само выстрелило. Вот так всё и получилось.

Эмма повернулась к Глебу.

– Я озябла. Поедем к нам домой. Наверно мама с папой уже приехали из больницы.

– Ну, наверно.

– А сколько сейчас уже времени?

Капитан Глеб сделал «волшебное» лицо и, не глядя на часы, предположил.

– Двенадцать…, нет, тринадцать минут шестого.

– Только ты не придумывай, а скажи мне точно.

– Посмотри тогда сама.

Деловито расстегнув рукав джинсовой куртки Глеба, Эмма внимательными глазёнками уставилась на циферблат его часов.

– Пять часов тринадцать минут… Точно! Глеб, а как ты угадал! Ты же не смотрел, а?!

– Привычка. Такая бывает только у заключённых, которые несправедливо сидят в тюрьме, и у морских штурманов. Ну, моя маленькая сомневающаяся девочка, рванули домой?

– Только давай подождем автобус с рыбками из «Подводной братвы», ну, они у него сбоку нарисованы. До нашей остановки всегда такой автобус ходит. Давай?

– Барышня, вы заставляете меня нарушать собственные принципы. Я чрезвычайно редко езжу на общественном транспорте.

– Да нет же, дядя Глеб, мы ничего нарушать не будем! Мы дорогу правильно переходить будем и в автобусе обязательно билеты возьмем!

– Ну, хорошо, уговорила. Если с билетами…

Эмма прыгала впереди по жёлтой тротуарной плитке, изредка оборачиваясь к Глебу.

– А после того как Маришка…, ну, после того, как Маришки не стало, я очень грустила. Мама с папой мне попугайчиков купили, двух: синего с зелёненьким. Попугайчики тогда совсем ещё молоденькие были, сначала они в клетке у нас сидели, потом я выпускала их на кухне недолго полетать. Знаете, они та-ак радовались! Синий устал самым первым, он сидел сначала на карнизе, потом на шторах, задремал там сильно и упал на стол. Головой прямо на формочку для пельменей. И погиб. А зелёный попугайчик поскучал немного без него, а потом вырос.

– Дядя Глеб, а откуда у вас кровь на щеке?

– Да, это вчера в парке хулиганы спросить у меня что-то хотели, а я не знал правильного ответа, вот они и обиделись, кулаками махать стали.

– Вы же уже старенький, вам драться нельзя, в больницу попасть можете. В общую палату.

– Ну-у, во-первых, не очень я и старенький, хотя, впрочем, с позиции твоих прекрасных младенческих лет…, а во-вторых, я же не один там был, мы с дядей Панасенко гуляли в парке, а он, знаешь, какой сильный, мне с ним никогда не страшно.

– Всё равно, вам нельзя, а то пенсию не дадут, если поранишься не на работе, так мама папе говорит. А чего хулиганы у вас спрашивали, а вы не знали?

– Да так, пустяки, про библиотеку что-то такое…

Им пришлось простоять минут десять, пока подошел нужный, «с рыбками», автобус.

Глеб Никитин с тревогой наблюдал за толпой, скопившейся на остановке. Субботние мамаши с детьми и покупками, поддатые мужики, множество пенсионеров – он уже достаточно отвык от такого конкурентного изобилия в транспорте, чтобы начать волноваться.

Двери остановившегося автобуса резко, со скрипом, распахнулись и на улицу выплеснулся скандал. Первой на тротуар вывалилась не успевшая уцепиться ни за что в салоне старушка.

– Гад такой! Сволочь проклятая…! Псих! – на излёте дополнительно взвизгнула бабулька, продолжая ругаться с кем-то, кто остался внутри транспортного средства.

Тяжёлая авоська перевесила, и старушка, пачкая своё толстое серое пальто, упала на колени. Платок, повязанный «рожками» вперёд, опасно качнулся к асфальту. Отряхивая тёплые чулки, заправленные в шерстяные носки и ботинки, старушка стояла перед равнодушной автобусной толпой на коленях и молча размазывала слёзы по светлому, сухому личику.

– Давай её поднимем, а?

Не дожидаясь его ответа, Эмма бросилась к плачущей старушке…

После злого визга и недолгой уличной матерщины в автобусе оказалось довольно-таки просторно, хотя и без свободных сидячих мест.

Двое военных, прапорщик и рядовой, проложившие своими потными спинами Глебу с Эммой дорогу в толпе при посадке, уже суетливо устраивались на последних незанятых сиденьях. Прилично поддатые, примерно одного возраста и веса, в обвислом, застиранном, камуфляже, они громко куражились и гоготали. Прапор во всю глотку наставлял попутчика.

– …Федя, прошу тебя, будь элегантен. Если к тебе подойдет женщина, уступи ей место рядом со мной!

Солдат Федя оценил шутку и заржал.

Вцепившись в руку Глеба, девочка, не отрываясь, смотрела в окно автобуса, чуть покачиваясь и прижимаясь к нему на поворотах.

Через большое современное стекло капитан Глеб рассматривал свой старый и уже совсем не такой, как в его далёком детстве, город.

Центральная улица, по которой они ехали, и в те давние, пионерские времена не казавшаяся особенно просторной, за эти годы стала совсем узкой и неряшливой.

Панас как-то говорил ему, что в прошлом году местные власти начали очень активно переименовывать главную улицу Города, в духе времени отрекаясь от старых символов. Административных сил хватило ненамного. Продолжать делать что-то конкретное было лениво и чиновникам нравилось заставлять упрямых местных жителей одну половину провинциальной магистрали именовать только Преображенской, а другая, неохваченная демократическим энтузиазмом, по-прежнему оставалась улицей Ленина. Таблички с названиями на всей протяженности двуствольной улицы висели произвольно. Через раз. На магазинах, мелких магазинчиках и частных домах всё больше красовались новенькие, синие и блестящие «Преображенская», а на общественных зданиях – облупленные чёрненькие «ул. Ленина». Несколько продолжительных домов несли на себе сразу по два разных указателя. Чтобы люди не заблуждались.

…Часто салон автобуса пересекали резкие блики магазинных витрин и других, таких же сплошь стеклянных уличных сооружений. Казалось, что каждую привычную двухэтажную избушку старого города новые владельцы, вчерашние местные школьники, случайно побывавшие недавно в Анталии, в Москве или, вроде как бы, в Праге, сегодня стремились превратить во что-то, поразившее их за границей до самых печёнок. Мелькали названия: «Эльдорадо», «Колумбия», «Венеция», красной дверью выделился посреди улицы «Центр постельного белья «Маркиза», исчезли за автобусной кормой «Удивительно выгодные шоп-туры в Турцию», на очередной остановке привлекла неказистостью и позволила себя подробно рассмотреть столовая застойных времен «Рябинушка».